Фрумкин Л.А.
Астаховы
Погибшим за свободу и независимость
нашей Родины в Великой
Отечественной войне
Со звонком в класс входит директор нашей школы Кузьма Иванович. Он преподает географию. И, как всегда, под мышкой у него классный журнал, в левой руке указка и карта, в правой глобус. И хотя глобусом на уроках мы никогда не пользуемся, Кузьма Иванович приносит его каждый раз. Поздоровавшись, директор представляет вошедших с ним мальчика и девочку: «Вилен и Нинель Астаховы. Будут учиться в вашем классе. Прошу любить и жаловать. Кто сегодня отсутствует?»
Мальчик, увидев свободное место за моей партой (Мишка Колоницкий второй день болеет), проходит и садится рядом. Во время большой перемены разговорились. Папа их новый начальник НКВД в нашем поселке. Где будут жить? Вилен назвал улицу и дом. Оказалось, совсем рядом со мной - за углом. «Почему у тебя и твоей сестры такие странные имена?» «Вилен - это сокращенно Владимир Ильич Ленин, а Нинель, если отбросить мягкий знак и прочитать наоборот, как будет?» «Как - как, тоже Ленин». Вилен похвалил: «Молодец, быстро сообразил. Наверно, отличник? А тебя как звать?» «Тоже Ленин». Вилен недоверчиво просмотрел на меня: «Хвать дразниться. Я ведь по правде спрашиваю». Пришлось объяснить, что так назвали меня по рекомендации партийной организации, в которой состоял мой отец.
Вилен такому совпадению страшно удивился: «Во здорово!» А я подумал: «Ничего себе, три вождя мирового пролетариата, и все в одном классе». Прошло время, и мы с Виликом и Ниной (так их теперь я стал звать) подружились.
Однажды Вилик с Ниной пригласили меня на воскресенье в гости. Помогала мне собираться к Астаховым мама: «Надень новые брюки и вот эту белую рубашку, я ее вчера погладила. Не забудь носовой платок, да вычисти ботинки...» Волнуюсь, а как же, иду в дом к самому начальнику НКВД. Постучал. «Войдите». Все семейство за столом -завтракали. Стал извиняться. Промямлил что-то вроде «приду попозже». Мама Вилика, Наталья Григорьевна, поднялась, взяла меня за руку и усадила между Виликом и Ниной. Чувствовал себя неловко: ничего не ел, молчал. Исподтишка поглядывал на Самого, а он начал задавать мне вопросы: как учусь, занимаюсь ли физкультурой, кем хочу быть? Когда вышли из-за стола, оказалось, папа Вилика, Николай Иванович, совсем небольшого роста, коренастый, с улыбчивым и очень добрым лицом. Увидев, что мы с Виликом не знаем, чем заняться, предложил нам сыграть в шахматы - один против нас двоих. С позором «продули».
Чтобы из-за проигрыша мы не очень огорчились, Николай Иванович показал нам настоящий браунинг. Первый раз держал в руках не какую-то детскую игрушку, а настоящее оружие. Теперь будет чем похвастаться ребятам во дворе, да и в школе тоже.
После первого посещения Астаховых стал ходить к ним часто и не только по приглашению. В нашем поселке счастливых обладателей патефонов было наперечет. У Астаховых же какой-то новый, а главное, такого количества пластинок, как у них, нет ни у кого: Шульженко и Козин, Юрьева и Вертинский, Утесов и еще, и еще... Когда появлялась новая, Вилик приглашал: «Приходи, закачаешься». Приходил. Наталья Григорьевна ставила новенькую. Пел запрещенный в то время белоэмигрант Петр Лещенко: «А я Сибири, Сибири не боюся, Сибирь же тоже русская земля». На обороте, в его же исполнении: «У самовара я и моя Маша».
Когда Наталья Григорьевна была в хорошем настроении, ставила «Румбу» и под музыку, в стоптанных шлепанцах, выбивала чечетку.
Румба - хороший танец,
Румбу танцуют все,
Румбу привез испанец
На трамвайной колбасе.
Как-то, в начале года, на школьном собрании, избирали редколлегию стенгазеты. Вдруг услышал: «Леню Фрумкина - он хорошо пишет сочинения и еще рисует». Предлагал Вилик. Выслушав все предложения, пионервожатая заявила: «Леню нельзя. У него отец враг народа». В зале стало тихо, потом возмущенные голоса: «Ну и что? У Павлика Морозова отец - кулак, а Павлик - пионер-герой». Пионервожатая была непреклонна: «Так то ж Павлик Морозов». Меня не избрали.
Ночь не спал. Все. Конец нашей дружбе с Виликом. И действительно, как может дружить сын начальника НКВД с сыном врага народа! Утром следующего дня в школу решил не идти. Уговорила мама: «Что же из-за этого теперь совсем не учится?», да и Вилик за мной зашел. По дороге он сказал, что его мама обещала пионервожатой устроить «тарарам». Через несколько дней Вилик по большому секрету мне рассказал, что «тарарам» состоялся.
Пионервожатую вызвали в райком партии к самому первому секретарю, и ей здорово досталось. Как это она, комсомолка, да еще и пионервожатая, не знает слова нашего вождя и учителя товарища Сталина, что сын за отца не отвечает! Пионервожатая пустила слезу, покаялась и дала комсомольское слово... Кстати, в следующем учебном году, по предложению все той же пионервожатой, меня избрали редактором школьной стенгазеты, а в конце учебного года наградили грамотой и книгой товарища Сталина «Пытание ленинизма» («Вопросы ленинизма»).
1939 год. Война с Финляндией. В народном доме показывают кинохронику о героизме и мужестве бойцов Красной Армии, о прорыве «линии Маннергейма». А как наша артиллерия раздолбала в пух и прах финский укрепления! Во здорово!
Как-то Наталья Григорьевна сказала, что летом к ним в гости приедет ее брат Сергей -летчик, капитан Красной Армии, участник боев в Финляндии. В июле Сергей Григорьевич (мы стали звать его дядей Сережей) приехал в Сураж с женой и сыном. Через несколько дней Вилик по секрету мне рассказал, что случайно услышал, как дядя Сережа рассказывал маме, что Красная Армия в Финляндии понесла большие потери, особенно много было обмороженных и пострадавших от «кукушек» -снайперов на деревьях.
Однажды дядя Сережа увидел, как мы во дворе играем в мяч, и предложил: «А не устроить ли нам волейбольную площадку?» Через несколько дней, по инициативе Николая Ивановича, во двор привезли столбы. Мы с Виликом вырыли под них ямки. Дядя Сережа разметил площадку. Откуда-то появилась сетка, и баталии начались. Играть с соседних дворов приходили и взрослые, и дети. Но как играл дядя Сережа! Его «резаные» мячи не брал никто, а так как я и Вилик всегда играли в одной команде с дядей Сережей, выигрыш был всегда нам обеспечен.
В конце сороковых Николая Ивановича переводят с повышением в областной центр - Витебск. Перед самым отъездом Наталья Григорьевна устроила прощальный ужин. К застолью я принес приготовленную мамой фаршированную щуку и любимый Ниной рулет с маком. Прощаясь, Вилик взял с меня «честное пионерское», что приеду к ним в Витебск на летние каникулы.
Вот и новый 1941 год. Жду, не дождусь - скорей бы летние каникулы. Конечно, переписываемся. Время, как назло, идет очень медленно. Наконец-то каникулы! Середина июня. Собрался к Астаховым. Ехать решил автобусом. Всего-то 2-3 часа. Хотя можно и пароходом по Западной Двине, но так дольше.
Вот и Витебск. Встретили, как родного. А потом и понеслось: каждый день то кино, то театр, то цирк... Неделя пробежала - не оглянулся... И вдруг ранним утром, едва забрезжил рассвет, проснулись от гула самолетов и взрывов - один, второй, третий... Николай Иванович быстро встал и включил радио. Черная «тарелка» молчала. Подошел к преемнику, включил, и на чистом русском: «Граждане России, мы идем освобождать вас от большевистского ига...!» Щелчок. Приемник умолк. Николай Иванович стал быстро одеваться, проронил: «Война». Мы молчали. Спать не хотелось. Нина подошла к календарю и оторвала листок. На очередном, красным цветом, две двойки и ниже - июнь.
Неожиданно заговорило радио. Бодрый, веселый мужской голос приглашал на зарядку. Немного спустя - последние известия. «...В южных районах страны началась уборка урожая... В Донбассе шахтеры досрочно выполнили план добычи угля... В Большом театре - премьера... На стадионе «Динамо» состоится футбольный матч...» И вдруг: «Товарищи радиослушатели, в 12 часов будет передано важное правительственное сообщение...» Диктор повторил это несколько раз. 12 часов. Позывные Москвы... Выступает Молотов: «Граждане и гражданки Советского Союза... Германские войска напали на нашу страну...» И в конце: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Почему-то мне вспомнились слова песни, которую пели в школьном хоре:
Если завтра война,
Всколыхнется страна,
От Кронштадта до Владивостока,
Всколыхнется страна,
Велика и сильна,
И врага разобьем мы жестоко.
Ну, держись теперь, немчура фашистская. Жалко, что повоевать не придется. Несколько месяцев, и Гитлеру капут.
Капут - то, капут, а ехать домой в Сураж надо - мама, конечно, беспокоится. Побежали с Виликом на автостанцию, благо недалеко - за углом, а там на дверях объявление: «Грамадзяне, увага! Автостанция не работает» Как же мне теперь? Через день-два Николай Иванович приехал за мной на «эмке» : «Леня, быстро собирайся. Договорился до Суража на пароходе». Стали прощаться. Наталья Григорьевна крепко обняла. Нина подала руку. На всякий случай, дали мне тамбовский адрес - там проживали родственники Николая Ивановича. Как ни сопротивлялся, собрали «авоську» с провиантом: «Ехать долго - проголодаешься». Вот и пристань. Идет посадка только не на пароход, а на баржу. Ее будет буксировать небольшой пароходик, почти как катер. Прощание - обнимаемся с Виликом. Крепкое рукопожатие Николая Ивановича. Иду, оглядываюсь, машу рукой... И кто тогда мог знать, что прощаемся навсегда...
Сидений в барже нет. Вместо них, прямо на дно, уложены доски. Осмотрелся. Нашел свободное место. Из разговоров узнал: в барже, в основном, беженцы из западных областей Белоруссии. И сколько же им пришлось пережить! С малыми детьми, полуголодные и все пешком, пешком... Да еще их, беззащитных, обстреливали по дороге немецкие самолеты... Изнуренные дальней дорогой все молчат. Даже маленькие дети, словно все понимают, не капризничают.
Под монотонные звуки бьющихся о баржу волн задремал... «Сураж», - громко в рупор объявил матрос на катере. Только-только сошел на берег, навстречу бежит мама. Обнимает, целует. «Как же ты узнала, что приеду сегодня?» «Приходил милиционер от Николая Ивановича».
Начало июля. Немцы уже под Витебском... Эвакуируемся... Судьба забросила нас на Урал... Село Покровское... Устроился на завод токарем. Мама воспитательницей в детский сад. Пишу в Тамбов. Через 2-3 недели письмо от Вилика: «С Ниной, кстати привет тебе от нее, учимся в 10 классе... Мама работает в райисполкоме... большой привет тебе от нее... От папы никаких вестей...»
В августе сорок второго меня призывают. Пишу в Тамбов: «Служу... Учусь на сержанта... Буду автоматчиком...»
Отвечает Наталья Григорьевна: «... Вилика призвали тоже. Учится. Будет танкистом. Нина поступает в Московский институт железнодорожного транспорта... От Николая Ивановича никаких вестей... Жив ли?..» Вслед за письмом - денежный перевод из Тамбова. Отвечаю: «Дорогая Наталья Григорьевна, спасибо. Только зачем Вы беспокоились. Деньги мне здесь не нужны. Мы на полном довольствии, да и магазинов здесь нет...»
В начале сорок третьего - выпуск. Я- сержант.... Прибалтийский фронт - стрелковый полк, командир отделения. Походы, бои, опять походы, опять бои... В Восточной Пруссии ранен. Госпиталь. Теперь можно и написать в Тамбов. Ответа не получаю.
Сорок пятый - Победа, а мы эшелоном на Дальний Восток воевать с японцами. Не пришлось - управились без нас. Пишу в Тамбов. По-прежнему молчание. Беспокоюсь.
1946 год. Поступаю в ленинградское военное училище. Неоднократно пишу в Тамбов. Молчание. Решил найти Нину. Она должна учиться в Москве.
Первый послевоенный отпуск. Еду на Урал к маме. А вот на обратном пути хочу остановиться в Москве - надо попытаться разыскать Нину, есть зацепка - Московский институт инженеров железнодорожного транспорта. Добираюсь до института: «Да, учится у нас Астахова Нинель Николаевна», и дают адрес общежития. Волнуюсь, ведь столько лет прошло! В общежитии узнаю - 5 этаж, такая-то комната. Узнаем друг друга сразу: «Леня!», «Ниночка!» В военной форме она меня еще не видела. Осматривает с ног до головы: «Форма тебе идет. Ты еще не генерал?» Трогает награды: «Молодец!» И засыпает вопросами: «Где воевал? Не ранен ли? Где учишься?»
Теперь очередь задавать вопросы моя: «Как мама, папа? Где Вилик? Как дядя Сережа?» Нина плачет, уткнувшись мне в плечо. Успокаиваю, как могу. Сквозь слезы рассказывает: «Мамочка умерла в Тамбове, не дожив до Победы всего один месяц. От папы долго ничего не было. Мама догадывалась - наверное, в партизанах. Написала в ЦК партии Белоруссии. Ей ответили, что папа был командиром партизанского отряда, попал в плен к немцам. Фашисты его расстреляли. Посмертно он был награжден орденом Отечественной войны и партизанской медалью.
Вилик погиб тоже». Нина отошла к столу и подала мне «треугольник» - письмо командира танка, в экипаже которого воевал Вилик. «Дорогая Наталья Григорьевна!.. Наш танк был подбит и загорелся. Когда выбирались из танка, Вилика убили, а меня ранило... Где Вилик похоронен, не знаю...» Еле сдерживаю слезы... «Ну, а дядя Сережа?» «Погиб. Его самолет не вернулся на аэродром. Подробностей узнать не удалось». Помолчали. Вдруг вспомнил: «Ниночка, мама тебе послала твой любимый рулет с маком», стали пить чай. Дал Нине свой ленинградский адрес. Договорились писать друг другу. На прощанье подарила свою фотографию. На обороте написала: «Старый друг лучше новых двух».
Больше мы не виделись.
|
