Запорожцева Н.С. По следам Николая Блинова. (Начало) - Работы генеалогов - Каталог статей

Известный энциклопедист и гуманист Николай Николаевич Блинов (1839 – 1917) - по словам искусствоведа Е.Ф. Шумилова, - не только сельский священник, миссионер и богослов, но ещё крупный этнограф и статистик, народный учитель и педагог-методист, переводчик и драматург, прозаик и журналист - всю жизнь провел в Вятской губернии. Треть жизни он посвятил Сарапулу. По размаху деятельности его впору назвать вятским народным академиком. География службы Блинова обширна. Этот очерк – попытка пройти вместе с Блиновым его трудный, но плодотворный жизненный путь. Этот очерк-результат работы автора в архивах и библиотеках Кирова, Ижевска, Сарапула, музея истории и культуры Среднего Прикамья.
В биографии Н.Н.Блинова немало ещё неисследованных страниц, много растиражированных спорных версий и загадок.

Загадка первая: где родился священник Блинов?

До последнего времени у разных авторов существовали, по крайней мере, три версии места рождения Блинова: с. Лекомское Слободского уезда( у Г.Ф. Чудовой), с. Зашижемье Орловского уезда Вятской губернии (у К.Зеленина и Изергиной) и г.Вятка (у Н.Закировой, ).
Чтобы разрешить эти сомнения, пришлось обратиться к первоисточнику - метрике. Прав оказался Д.К.Зеленин. Новорожденный Николай Блинов был найден в метрической книге Преображенской церкви села Зашижемского Орловского уезда Вятского губернии за 1839 год (ГАКО ф.237 оп.75 д. 1278) за №106.

Загадка вторая: дата рождения Н. Блинова

Дата рождения Николая Блинова по указанной метрике 8 октября по старому стилю 1839 г (а не 7 октября, как пишут во всех книгах).

Загадка третья: родственники Блинова

Он был первым сыном у 18-летнего Николая Виссарионовича Блинова, окончившего низшие классы Вятской духовной семинарии, с 1836г. дьячка, а позже псаломщика Успенской церкви Яранской окружной слободы Кукарки, и законной его жены 19-летней Агриппины Митрофановны. В госархиве Кировской области мы находим и его деда, диакона Богородицкой церкви села Васильковского Котельнической округи Виссариона Тимофеевича Блинова, 1797г. рождения, сына диакона. Дед Виссарион в 1810г переведен в Ижевский собор причетником. Интересно, что с 1810 г по 1817 служил он служил в церкви села Колесниково Сарапульского уезда, потом уже переведен по личному прошению в Вятку, принял сан диакона и затем поселился в с. Васильково и построил свой дом за 400 рублей. Семейство у него было большое: жена (бабушка писателя), Александра Александровна, дочь крестьянина, и шестеро детей (двое приемных, и четверо своих). Слобода Кукарка, где служил отец, находилась в 25 верстах от Зашижемья, а Васильковское - в восьми. В метрической книге среди восприемников(родственников) кроме деда Николая значится священник Преображенской церкви с.Зашижемья Николай Евграфович Розодорский, который и окрестил новорожденного Николая.

Через год отца Николая перевели псаломщиком в кафедральный собор, и семья переехала в Вятку. Жили в соборных домах на берегу Вятки. Мальчиком Николай часто бывал у своих многочисленных родственников в селах Васильковском, Мокино, Арбаж. Поэтому деревенская жизнь ему была всегда близка, и позже он подробно и с удовольствием опишет её в книге для детей «Учение-свет ».
Как минимум, четыре поколения Блиновых принадлежали к духовенству. Николай стал самым образованным из них, окончил духовное училище, духовную семинарию с аттестатом высокого II разряда и стал иереем, а через 11 лет прошел испытания и получил звание «студента», то есть право преподавательской деятельности. В конце книги он напишет: «Я добьюсь того, что в голове у меня будет все ясно, светло, а свет этот даст мне ученье». И эта юношеская программа была блестяще претворена в жизнь.

Семинарист

По закону от 1808 года все мальчики – дети клириков были обязаны обучаться в духовных училищах. До 1847 года каждому ученику давалась новая фамилия для полной отчужденности детей от родителей. Николай Блинов восьми лет поступил в Вятское духовное училище и учился уже под своей фамилией.

Вторая четверть XIX века ознаменовалась подлинным становлением средних общеобразовательных учреждений, число их воспитанников выросло в пять раз. Вятский губернатор Фон Брадке открытым письмом к городничим, исправникам, городским головам призвал их к открытию школ и училищ. Началось строительство новых учебных помещений и общежитий. Духовное училище, построенное в 1834 году по проекту губернского архитектора А.Е.Тимофеева на берегу реки Вятки, каменной оградой с воротами в виде колонных портиков шло по Успенской улице и примыкало к Александровской площади. На территории училища был 2-этажный каменный флигель, где жил ректор училища Никитников, другие деревянные и каменные службы и живописный парк. Но из-за роста учеников и скудности средств духовные училища дошли до нестерпимой бедности. Казеннокоштные учащиеся голодали. « Мы были настолько бедны, что во время моего учения в училище и в семинарии я ходил зимой в ватном одеянии. Шубный был один воротник. А ходить нужно было в училище не менее версты, а семинаристам - две. Когда же понадобилось съездить к невесте домой, то у кого-то выпросили для меня меховую рвань».

За семь лет в училище (позже курс стал 4-годичным) Николай прошел курс грамматики, арифметики, истории, географии, пения, катехизиса, изучил церковный устав и классические языки - греческий и латынь и поступил в Вятскую духовную семинарию.

Вятскую духовную семинарию основал в 1735 году епископ Лаврентий I, выпускник Киевской духовной академии. Он привлёк для преподавания других выпускников этой академии и поначалу обеспечил семинарии безбедное существование на хлебный сбор, взимавшейся с монастырей. В конце XYIII века, после сформирования богатой библиотеки и строительства обширного здания, семинария стала важнейшим культурным центром губернии. Строительство ансамбля Вятской духовной семинарии в районе Филимоновой архиерейской дачи на берегу р.Люльченки было закончено в 1831 году.

Шесть лет семинарского обучения делилось на три двухгодичных: риторическое, философское и богословское. Преподавали: словесность, гражданскую историю, географию, математику, физику, философию, а из богословских дисциплин - священное писание, герменевтику, богословие, церковную историю с археологией, древние и новые языки (в том числе «инородческие»). Кроме этого в программе была музыка, стихосложение. С 1786 года будущих батюшек учили рисованию, с 1803 года – медицине, с 1809 г.- церковной архитектуре, позже – сельскохозяйственным наукам. Обер-прокурор Н.А.Протасов был сторонником опрощения духовного образования «в соответствии с нуждами сельских прихожан». «Пусть лучше затвердят хорошенько катехизисы, церковный устав, нотное пение. А высокие науки пусть остаются в академиях» - так передавал наставления Протасова ректор Вятской семинарии архимандрит Никодим. Правила, введенные в 1840 г., несмотря на протест митрополита Филарета, значительно сократили в семинариях число общеобразовательных предметов, из которых были сохранены логика и психология (вместо философии), российская словесность, история, физика, геометрия и классические языки. Вместо упраздненных общеобразовательных дисциплин вводились основы медицины, сельское хозяйство, в отдельных семинариях - иконописание и инородческие языки. Знание медицины и сельского хозяйства пришлись Блинову как нельзя, кстати, в Карсовае и последующей службе на селе.

В 60-е годы был расцвет духовного сословия. Сеть духовных училищ и семинарий камско-вятского региона дала самую большую группу выпускников. Они не могли устроиться на священнические места и занимали вакансии учителей, чтобы избежать солдатчины. Правительство распорядилось семинаристов, не поступивших на службу, отдавать в солдаты на 25 лет! К 1850 г., когда количество безместных выпускников достигло 7,5 тысяч, Святейший Синод отменил обязательное обучение детей клириков в духовных училищах. Лишь после реформы 1867 г выпускникам семинарий был позволен дальнейший выбор образования - духовного или светского. Уже в 70-е годы уход выпускников на светскую службу и в университеты был непомерно велик. Талантливые выходцы из династии духовенства несли с собой лучшие православные традиции (живописец В.М.Васнецов, этнограф Д.К.Зеленин, историк П.Н.Луппов). Важная особенность истории Вятского края и Удмуртии в том, что цивилизаторские функции дворянства пришлось взять на себя духовенству. Священнослужители часто выступали как первопроходцы в самых различных сферах деятельности. В XVIII - начале XX века среди местного клира встречались архитекторы и живописцы, композиторы и писатели, изобретатели и педагоги-новаторы, врачи и земские служащие, ученые-этнографы и филологи, географы и статистики.
А в 60-е годы уйти из духовенства было практически невозможно. Уже, будучи признанным писателем, педагогом, общественным деятелем, историком, этнографом и статистиком, Блинов до конца жизни нес крест священнослужителя. А в юности вместе с товарищем, Курбановским они думали, что только на духовной службе в селе можно быть наиболее полезным для народа. Этот наивный идеализм возник не на пустом месте: сельская жизнь запечатлелась в картинах всего детства и юности, остальное довершила литература. Его поколение «шестидесятников» с идеалами гуманизма мечтало об освобождении народа, просвещении, а столкнулось с чиновничьим произволом. Через полвека в своих мемуарах он пожалел, что не был более сообразительным и не пошел в губернское правление, где вице-губернатор Батурин при недостатке людей со средним образованием охотно принимал семинаристов, считая их лучшими работниками. Из них впоследствии создавалась администрация, многие дослуживались до советников губернских правлений. Напрасно жалел: его свободомыслие и карьера были несовместимы.

Николай окончил духовную семинарию с аттестатом второго разряда, что было редкостью в его среде, и столкнулся с жесткой действительностью: в них не нуждались. Духовные должности раздавались за взятки, а у семинаристов денег не было. Выпускники искали «невесту с местом», то есть осиротевшую дочь или родственницу вдовы служителя церкви. Блинов нашел невесту без места, но по душе – дочь нолинского дьякона Грачёва, Елену. Он проживет с ней в согласии 50 лет, наживет 11 детей и 33 внуков и переживет ее на 3 года.

Он подал прошение о службе наугад, куда не было желающих. Ну и попал! 20 июня 1861 22-летний Н.Блинов был рукоположен в сан иерея к Сретенской церкви с. Карсовай Глазовского уезда на 106 рублей годового оклада и вместе с молодой женой уехал в отдаленное вотское село за 245 верст от Вятки.

Крещение

«Наконец-то я на месте, - пишет он, - в селе Карсовай – пастырь на 7 тысяч вотяков и пермяков. Сам с женой в тяжелых условиях: ни квартиры, ни одежды тёплой. По приезде пришлось жить в крестьянской большой избе, в которой печь капризничала, и дым шел вольно прямо в избу». На другой же день потребовался священник в деревню за 15 верст. Ехать надо было верхом на лошади, пришлось ему, городскому жителю, брать у землемера уроки верховой езды. Первая поездка запомнилась на всю жизнь: дорога по болоту подстыла, править он не умел, лошадь была некованая, теснилась к деревьям, ветки хлестали его по лицу, толкали с седла. Дорога шла то под крутую гору, то на гору, жерди на мостках разъезжались под ногами. Не помнит, как и доехал. А наутро проснулся в избе: тепло, топится печь, ест дымком глаза, пермяки пьют теплую брагу на шестке. Первое крещение он провел в деревне Запызденской Понинской волости 3 сентября 1861 года. Так началась приходская служба.

В «дебрях»

В селе Карсовайском Блиновы «устроились в домике просвирии: в комнате по диагонали можно было сделать три шага, наклонясь под низкий потолок. Рама в окне разбухла и плотно не закрывалась. Всю зиму в окно дуло и настывало много льда. Но мы были молоды – всё нипочем!» После многолюдной Вятки Блиновы будто попали в первобытный век. Инородцы не знали даже колёс и пилы, а о грамоте и книжке не было и помину. Дрова рубили на «тюльки», после чего получалась масса щепы. Телег не было, и поклажу перевозили волоком. Приход был разбросан с севера на юг верст на сорок и состоял более чем из сотни селений. Добраться туда можно было только верхом на лошади. Дебри, тут и интеллигентный человек выкидывает удивительные штуки. Сосланному в Зюздино любителю разгульной жизни графу Левашову, чудившему в селе, стало скучно. Махнул он прямо через глухой лес по бездорожью на восток, в Пермскую губернию. И удивительное дело – благополучно продрался через дебри, вышел из леса с ботинками в руках и попросил пищи. Местные были ошарашены явлением человека из леса, откуда еще не было выходцев. Старшина на грозный вопрос «Кто такой?» получил от прибывшего убедительную крепкую оплеуху и ответ: «Как ты смеешь мне говорить так, я граф Левашов!»

Появление новых, неизвестных людей в верховьях Камы вызывало у жителей чрезвычайное удивление. Один казанский учитель захотел проследить течение Камы с самого истока в починке Карпушинском. Первые тридцать верст он ехал по лесу верхом на лошади, а потом плыл по реке. В некоторых селах останавливался и знакомился с туземцами. А они не могли понять, зачем вздумал человек проплывать тут. Если что продать, то они ничего купить не могут – денег у них нет, если он что-либо покупает, то у них продать нечего. После карсовайской жизни Блинов высоко оценит многомесячный писательский подвиг ссыльного писателя В.Г.Короленко в «медвежьем углу» под названием Березовские Починки.

Три дочери карсовайского священника Дернова обрадовались новому обществу молодых образованных супругов, приходили ежедневно, устраивали чтения, беседовали.

В Глазове

Отрадой Блиновых были ежемесячные поездки (рубль за подводу) в уездный город Глазов. «Город был жалкий, - писал Блинов.- Но начало 60-х годов всколыхнуло даже уездную жизнь,…и это болото взволновалось. Живые люди… желали сами принять участие в либеральном движении, проявить свои силы». В это время в Глазов начали прибывать ссыльные студенты, участники польского восстания. Вначале Вятский губернатор А.И.Середа одобрил назначение губернии местом ссылки: «Образованность и добропорядочность жизни политических ссыльных могут принести некоторую пользу, в то время как вредные политические мнения их по свойству вятских жителей не могут быть распространены между последними». Как он плохо знал и тех и других, как горько ошибался! Исключенный из Московского университета Порфирий Войнаральский сразу же сблизился с купеческим сыном Осипом Зоновым, «передовыми людьми» - местными учителями уездного училища Никанором Александровичем Рукавишниковым, Федором Лавровичем Сергеевым, Анатолием Ивановичем Чернядьевым, Корепановым, которые давали ему возможность преподавать детям. Через некоторое время губернатор уже умолял перевести опасного ссыльного в другую губернию и выдворить из Глазова учителей Сергеева, Рукавишникова и Корепанова, а также отстранить от должности смотрителя училища Колотова за то, что тот допустил ссыльного к преподаванию. Войнаральского перевели в Вологодскую губернию. Через 10 лет другой губернатор писал министру: «Политические ссыльные зачумляют молодых людей своими вредными идеями, делают их учителями и проповедниками своего зловредного учения». В марте 1863 в Глазов нелегально прибыли студенты Казанского университета - сын вятского мещанина М.А.Шулятников и иркутянин И.Я.Орлов. Им было по 25 лет. Они должны были встретиться со ссыльным студентом Петербургского университета Северином Францевичем Смоленским по организации восстания в Вятской губернии, но Смоленского арестовали, затем перевели в Яранск. Учитель Сергеев квартировал у вдовы-чиновницы Рогачевой, и супруги Блиновы останавливались там, на 2-3 дня. Федор Лаврович не прочь был пофилософствовать на отвлеченные темы, но, послушав страстные речи Блинова, перепугался, и чуть было не донёс архиерею на священника. Чего же было ждать от сельского духовенства!

Волна революционного движения охватила Польшу и национальные окраины. Жестоко расправилось правительство с заговорщиками. Сотни повстанцев были казнены, тысячи погибли в сражении или отправлены на каторгу. Девять ссыльных польских патриотов отбывало ссылку в Глазове с 1861 по 1867г. После общения с новыми людьми, бурных дебатов, «наслушавшись, наговорившись, запасшись книжками и новыми журналами», Блиновы возвращались из города приободренные.

В приходе

Приход возглавлял священник Николай Широкшин, вторым священником был Павел Дернов, пономарем Иван Утробин. В приходе был старик диакон Петр Федорович Тропинин, ранее служивший в кафедральном соборе Вятки и лишь по неведению попавший в Карсовай. И смешно, и печально было видеть его, возвращающегося из прихода на лошади, обвешанной подаяниями – мешками с мукой, солодом, маслом, рогожами и лаптями. Но что ему было делать без казенного содержания!

На второй или третий год жизни в Карсовае Блинов поехал к тестю в Нолинский уезд. Будучи в гостях у двоюродного брата жены, богатого священника, сравнивая увиденный достаток в доме с положением своей семьи, отвечая на расспросы, он не выдержал и разрыдался. А потом корил себя за слабость. Блиновы неохотно говорили о своей бедности. Но молодость побеждала все невзгоды. Общались с поповнами, ходили на прогулки, пели, читали газеты, иногда доходившие из города, рассказывали девушкам о городах, театрах. Убеждали их: «Да разве так люди живут!»

Служители церкви, вышедшие из образованной среды, не были близки местным жителям. Скорее на тех влияли пришлые старообрядцы, склоняя к кержачеству, браку «сводом», уговаривали не крестить детей и не отпевать покойников. Нужна была разъяснительная работа, и он засучил рукава. Приезжая в починки, где были новорожденные, уговаривал крестить «без расхода». Но столкнулся с проблемой коррупции волостных начальников, писаря, станового пристава. «Кормясь» от крестьян, они попустительски относились к регистрации рождений и смертей.

В первую же осень молодой священник занялся литературой, этнографией. Действительность давала ему богатый материал. Он готовит статьи для «Вятских губернских ведомостей» о суевериях, о быте пермяков, о рождаемости и смертности в уезде, о приемных покоях для больных. Вятскому статистическому комитету были известны пермяки Орловского уезда, близкие к зырянам. А о глазовских пермяках не знали. Их «открыл» Н.Блинов. Он описал особенности быта пермяков, их численность. Записи Блинова были жизненно-точны: «Прежде чем поселиться на каком-либо месте «пробовали землю»: вбивали в землю кол, и, если шел тихо, говорили, что земля хороша, а если шёл слабо – худа»; «в русских селах родители крестят детей после «трех бань»».

В начале службы при всем желании сблизиться с «народом», дело не клеилось. Расспросы были надуманные, не интересные для крестьянина, даже непонятные. Но когда он стал расспрашивать о скоте, хлебе, средствах жизни, дело пошло, «открылся богатый источник для разговоров, близкий для каждого жителя». Так он узнал местную жизнь.

Приемы статистических исследований пришлось придумывать самому: он «сшил тетрадку, в которой записывал всех домохозяев, а сбоку награфил линии для отметки семейного состояния, количество скота, урожая и т.д. За длинную дорогу при поездке в деревни наговоришься с крестьянином досыта, расспросишь его обо всем его житье. По приезде цифры поставишь в тетрадку - памяти хватало на час».

Примечательно, что селу было 22 года, - столько же, сколько Блинову. Он увлекся краеведением, поднял метрики, начал собирать исторические документы, расспрашивал коренных жителей и составил исторический очерк прихода.

«Для заезжего человека - писал Блинов - жизнь в здешнем краю не представляется отрадною. Утомительное однообразие местности, - все горы да лога, да хвойный угрюмый лес, шум которого только и нарушает тишину, полное отсутствие жизни от малонаселенности и отдаленности от больших рек, неприглядность селений, очевидная бедность жителей,- все это, конечно, даже и на первый раз, не может произвести выгодного впечатления. Но мне вся деревенская жизнь казалась интересною».

После рождения сына с неимоверными трудностями Блинов едет в Вятку к архиерею Агафангелу объяснить свое тяжелое положение и попросить перевода. Узнав, что они живут в селе два года, архиерей разорвал блиновское прошение о переводе: ранее трех лет священников не переводили.

«Вятские губернские ведомости», начиная с 1861 года, стали регулярно публиковать его статьи. Материалы о пермяках и Карсовайском приходе заинтересовали Вятский статистический комитет, и 12 августа 1863 г

Н.Блинов стал его членом. Эта работа была кстати, она давала заработок растущему семейству священника: неделю назад у о.Николая родилась дочь Любовь, а сыну Коле скоро исполнялось 1,5 года. Особый интерес к блиновским исследованиям проявил и губернатор, который направил в приход пристава для разбирательства с родителями некрещеных детей и для учета родившихся. Нежданно-негаданно приехали в село следователи. Блинов был весьма удивлен и озадачен таким быстрым практическим результатом своих публикаций. Но огорчаться долго не пришлось, в это время пришло разрешение на его перевод в село Бахту - помогли друзья в статистическом комитете. И семья Блиновых с двумя детьми стала готовиться к переезду. А в селе тем временем шло крещение детей изрядного возраста.

«Лыдзон»

«Россия создала ряд даровитых, знающих и фанатически преданных делу народного образования писателей, воспитателей, учителей, создавших еще неслыханную в России педагогию и установивших народную школу на научных основах», – писал Н.В.Шелгунов о Николае Николаевиче Блинове и ставил его рядом с К.Д. Ушинским.

С 1851 года причт Карсовайской церкви, как и других приходских церквей, по приказу епархии занимался образованием детей. Народное училище(так назывались первые школы) в с.Карсовай открыто было священником Петром Мышкиным. Обучал чтению крестьянин Наум Бельтюков под руководством священника. Сверх того, в воскресные и праздничные дни между утреней и литургией священник Петр Мышкин преподавал закон Божий на вотском языке. Учителей - наставников по отчетам было трое: священники Николай Широкшин (обучал 5 мальчиков), Павел Дернов (2 мальчиков) и диакон Петр Тропинин (4 мальчиков). Всего в Карсовае обучалось 10 мальчиков. С декабря 1860 года наставницей стала дочь пономаря Ивана Утробина девица Анисья. Она взялась обучать 5 девочек. Учение шло безвозмездно в своих домах. Девочки «учились с хорошим успехом по церковным и печатным книгам и знали достаточно молитв».

Николай Блинов с жаром молодости подключился к учительскому делу: разъяснял крестьянам необходимость обучения грамоте, просил приводить детей учиться. С трудом он добился, что несколько пермяков привели своих мальчиков. Охотнее отдавали детей учиться вотяки. И вот уже 29 сентября 1861 года Н.Блинов, как и все наставники, подал сведения об открытии училища Благочинному градскому и окружных сел Глазовского Преображенского собора Протоиерею Иосифу Стефанову: « состоит налицо в училище в собственной квартире наставника священника Николая Блинова 4 мальчика и 1 девочка. Дети обучаются чтению при помощи подвижных букв по методическому изданию «Лермантов и К» и могут читать слова с прямыми слогами; знают из рассказов наставников Священную историю о сотворении мира и о жизни прародителей и их потомков до всемирного потопа; устно также обучаются молитвам». Следует отметить, что уже с 1843 года в Глазовском уезде несколько приходских училищ состояли в ведении Министерства Государственных имуществ.: в селе Красноглинском священник Василий Веснин обучал 6 мальчиков, в селе Люкском диакон Павел Дрягин учил 26 девочек, в селе Зюздинском Афанасьевском с 1857 года настоятель священник о.Михаил Шаболин обучал 15 мальчиков, 11 девочек. Эти учителя-наставники получали зарплату. В большинстве же других сел, как и в Карсовае, церковносвященнослужители, повинуясь епархиальному начальству и нравственным убеждениям, учительствовали безвозмездно. Учительством занимались священники Георгий Лопатин, Андрей Двинянин, Василий Романов и Алексий Шкляев, дьячок Иван Акимов и другие, - всего на уезд их было 38 – каждую осень и зиму учили грамоте 354 детей обоего пола, из них 148 мальчиков. Этот повседневный подвижнический просветительский труд, который несло на своих плечах духовенство в самых глухих, отдаленных приходах, крайне редко освещается в литературе и так же мало оценен. Воздадим же должную благодарность первым, но забытым учителям из духовенства Вятской губернии, без которых не засияла бы она через полстолетия выдающимися писателями, учеными, этнографами, общественными деятелями. Впоследствии Н.Блинов даст невысокую оценку качеству педагогического труда духовенства, призывая готовить учителей через учительские семинарии, съезды учительства. На должности учителей к концу XIX века пойдут образованные дворяне, купечество, разночинцы. Но это будет уже другое время. А первые семена цивилизации посеяны были в благодатную народную почву именно духовенством.

Но вернемся к Блинову. Он заметил: священники и дьяконы учили вотяков по церковной азбуке. Ребята не знали ни слова по-русски, а учились читать молитвы славянскими буквами. Дело шло туго. Для облегчения занятий при обучении вотских детей о.Николай взялся за составление азбуки. В первые три года карсовайского подвижничества, в условиях оторванности от цивилизации, опираясь лишь на семинарские знания и переписку с крупными педагогами, молодой батюшка изучил вотский язык и разработал для своей школы удмуртскую азбуку «Лыдзон» («Чтение»). В основу её он положил наиболее эффективный новаторский звуковой метод К.Д.Ушинского, предусмотрев всё, чтобы облегчить обучение детей чтению на родном языке. Приведены в определенную систему слоги, слова и выражения, помещены 11 молитв на русском и переведены на удмуртский язык. Здесь же впервые даны прозаические отрывки светского, нравоучительного содержания и перевод стихотворений А.С.Пушкина.

Удмуртскую азбуку задолго до Блинова подготовил уканский иерей И.Анисимов (Казань, 1847г), но то было сугубо богословское издание с переложением катехизиса. Первой полноценной светской азбукой следует считать труд Н.Блинова. Обратившись за помощью в Вятский статистический комитет, Н. Блинов докладывал, что за составление азбуки взялся по необходимости, так как поступавшие для обучения вотские мальчики, не понимая русского языка, с большим трудом знакомились с русской грамотой. Комитет ходатайствовал перед губернатором и Московским цензурным комитетом – и азбука оказалась издана на удивление быстро, в 1867 г, - быстрее, чем пробивала себе дорогу «Грамота».

«Лыдзон» получила одобрение казанского инспектора инородческих школ Золотницкого и была рекомендована в удмуртские школы. В наставлении для преподавателей Блинов писал: «Очевидно, для успеха обучения чтению инородцев, нужно начинать это обучение на их наречии. Таким именно образом составлен настоящий букварь для вотских детей. Ни один из способов обучения не может быть достаточно успешным, если чтение не будет сопровождаться письмом самих учеников на досках классических или аспидных. Звуков, соответствующих буквам Щ, Ф, Х нет в вотском языке; преподаватель учит произношению их, заставляя произносить яснее русские слова, имеющие эти буквы».

Н.В.Чехов в книге «Народное образование в России с 60-х годов XIX века», отмечая священника Блинова как видного педагога и самоотверженного деятеля в области народного образования, подчеркнул, что педагогические вопросы в 60-х годах в основном разрабатывались теоретически. Блинов представлял «исключение, соединяя теорию с практикой, вводя свои взгляды в живую педагогическую деятельность».

Дом на болоте.

«Село Бахта, в 15 верст от Вятки, лежит на низине, – пишет Блинов, - болото охватывает его с западной стороны и тянется на большое пространство. Дом, в котором мы поселились, стоял у трактовой дороги. С другой стороны её начиналась болотина. Весной здесь давались неумолчные на всю ночь лягушиные концерты, потом появлялись тучи комаров; их сменяла мелкая мошкара, а летом появлялись мухи-жигалки. Мы приехали, а утром смотрим: у нашего мальчика лицо и руки в красных пятнах, встревожились. Оказалось, это кровяные капли от мушиных уколов. Местность должно быть лихорадочная. Но у самого села поставлена мельница; плотиной ее спружена вода речки Люльченки. Разливом ее болотина вся затопляется».
В первые годы семья жила на квартире у заштатного священника Васнецова - образованного человека из известной вятской династии. В небольшой квартире было чисто и тепло. После карсовайской кошмарной жизни Блиновы почувствовали себя «как люди». Но самой важной и «обильной трапезой» для него были библиотеки и книжные лавки Вятки, где он утолял трехлетний книжный голод. Указом Александра II в 1863 г Вятская губерния была назначена местом массовой политической ссылки. После польского восстания в эти края прибывали ссыльные поляки.

Продолжение следует