Теперь я петербурженка, потому что из своих 72 лет  54 года живу в Ленинграде -  Санкт-Петербурге.  Это в 3 раза больше, чем прожила я в Оренбургской (в те годы – Чкаловской) области до поступления в 1953 году в Ленинградский  Технологический институт им. Ленсовета. В этом городе я окончила институт, а потом и аспирантуру, стала кандидатом технических наук. Здесь проработала на заводе Слоистых пластиков от студенческой скамьи до пенсии по инвалидности. Здесь, на родном моем заводе, мои деловые качества и вклад в развитие завода были оценены тридцатью поощрениями, внесенными в трудовую книжку,  и тремя правительственными наградами. Здесь родились и живут моя дочь-трудоголик и два внука.

Всё это так,  но несколько лет назад я вдруг задумалась, какие свойства характера позволили мне – скромной провинциальной девочке из небольшого в то время уральского промышленного городка Ново-Троицка Чкаловской области  (так писали название города в годы моей молодости) решиться поехать учиться в недосягаемый даже в мыслях  Ленинград и преодолеть конкурс в 5 человек на место. Думаю я,  что помогли мне в этом активная жизненная позиция, трудолюбие и настойчивость в достижении поставленных жизненных целей и присущее мне чувство ответственности. Только откуда у меня всё это, почему я стала такой, а не иной?

И тут я вспомнила о старых письмах двух моих тетушек  - Р.И.Свиридовой (ур. Сафоневой) и М.И.Сафоневой, и двух моих старших двоюродных сестер по материнской линии – Н.Д.Никифоровой (ур. Свиридовой) и С.Д.Васильевой (ур. Свиридовой). В этих письмах они отвечали, как  умели, на мои тоже не очень умело поставленные вопросы по истории нашей с ними общей уральской семьи. Перечитав эти письма, я поняла,  что гены, доставшиеся нам от наших корней – наших предков – вполне достойные и многое объясняют в моей собственной жизни. Нет, наши предки не имеют отношения к   известным фамилиям Строителей Российского государства или его Защитников. Но обе семьи моих родителей ко времени Октябрьского переворота крепко стояли на ногах и относились к сословию крестьян-середняков. То есть были трудолюбивы, думали о завтрашнем дне, своих детях и своим трудом в меру сил  кормили и Строителей и Защитников Отечества, а в нужные Родине моменты и сами становились ее защитниками, так как семья моего деда и прадеда была казачьей. Участниками гражданской и Великой Отечественной войны были и другие мои родные, в т.ч. женщины.

Результатом всех этих моих размышлений и чтения старых писем стало жгучее желание побольше узнать о них, моих корнях, родившихся и  большей частью закончивших свою земную жизнь на Урале, где родилась и прожила свои детство и юность я сама.

А Урал я никогда не забывала. Хорошо помню свое голодное военное детсадовское детство  в городе Орске Чкаловской области, когда мать и отчим находились на казарменном положении на заводе № 257, где катали сталь для танковой брони, а я жила круглогодично в заводском детском саду. Помню замерзшую в подвале картошку и лопнувшие от мороза батареи центрального отопления в нашей комнате. Жили мы тогда в поселке при заводе с говорящим названием «Аварийный».

Но война, в конце концов, закончилась, я подросла и смогла оценить, как красивы по весне невысокие на Южном Урале горы, покрытые лиловыми подснежниками, а позже – алыми тюльпанами, как замечательно пахнут под теплым ветром южноуральские ковыльные степи, а горький запах седой степной полыни  не могу забыть до сих пор. Здесь, под Петербургом полынь не седая, а зеленая, и запах у нее не такой сильный.

И до сих пор, когда зимой в домах становится прохладно, мы с дочерью накидываем на плечи серые, пушистые и необыкновенно теплые оренбургские пуховые платки. А в праздники нет у меня лучшего украшения, чем накинутая на платье потрясающе мягкая и красивая оренбургская паутинка с знаменитым огромным ромбом посередине и очень красивыми краями.

Связь моя с моим любимым Уралом прервалась только в 1979 году. Когда я побывала там в последний раз, мои двоюродные сестры перебрались в Омск и Рыбинск, а многие из старшего поколения покинули этот мир. Сама же я умудрилась получить перелом позвоночника в пояснице, и всё это очень осложнило мою жизнь и поиски  архивных материалов о моих уральских предках, тем более что обе семьи моих родителей – крестьянские. Поехать в архивы Уфы и Златоуста Башкортостана, откуда родом мой отец  Григорий Матвеевич Верзаков, а также в архивы Оренбурга и Орска Оренбургской области, откуда родом моя мама Клавдия Ивановна Сафонева и я сама, я не в состоянии по возрасту и состоянию здоровья. Моя же трёхлетняя переписка с архивами Башкортостана и Оренбургской области принесла только разочарование.

Оренбургский архив на два моих разновременных письма ответил одинаково,  что «запросы тематического, генеалогического характера ГУ «ГАОО» не исполняются ввиду отсутствия кадрового обеспечения», а в третий раз Областной архив ЗАГС сообщил, что их архивный фонд сохранён частично и что в оставшемся фонде мои родные, родившиеся разные времена (с 1868 по 1914 года), не найдены.  Бывает же…

Не лучше мои дела с перепиской по Башкортостану, где родился мой отец.

Если кто-то решится прочитать этот мой длинный пролог, наверняка и справедливо задаст вопрос, а зачем она это всё написала. А дело в том, что в своих поисках я нуждаюсь в помощи в любом виде. Хочу обратить внимание, что фамилии моих родителей только на первый взгляд рядовые, на самом же деле они не очень распространенные. За всю жизнь в европейской части страны я не встретила никого из Верзаковых или СафонЕвых. Сафоновых много, а вот СафонЕвы  не встречались. А Верзаковы, возможно, чисто уральская фамилия. Вот почему я свою родовую (девичью) фамилию вынесла в заголовок статьи. Может быть, если она будет опубликована, среди уральцев найдутся генеалоги, которые занимаются такими фамилиями, и вдруг у меня отыщутся неизвестные мне родственники, о которых я никогда не знала  из-за суровых условий жизни в нашей стране, когда негласной политикой властей был лозунг «Разделяй и властвуй!».

Первые попытки рассказать о моих уральских предках в силу названных трудностей опираются  на относительно небольшое количество архивных материалов и печатных источников, основные же сведения получены из старых и совсем новых писем моих ушедших и ныне здравствующих родных и из документов, хранящихся в моем домашнем архиве. Время моё уходит, и я хочу, даже при некотором недостатке сведений, пока хотя бы поименно назвать моих уральских родных. Трудолюбивых и порядочных людей, среди которых, насколько мне сейчас известно, не было доносчиков, убийц или надсмотрщиков ни в 20-30-е, ни в последующие годы  ушедшего, трагического для нашей страны века, когда семьи моих родителей и многие другие семьи были разрушены. Многие наши мужчины погибли в гражданской войне, в годы политических репрессий и в Отечественной войне, а без них крепкие до того семьи распались и потеряли родственные связи.

В этих первых для печати материалах к моей родословной я решила рассказать, в основном,  о тех моих родных, которые своими прожитыми жизнями оказали заметное влияние на формирование моей личности, склонной благодаря им, моим корням, к созиданию, а не к разрушению. Мне еще надо много уточнить и разложить по полочкам, прежде чем мне удастся составить полные поколенные росписи отцовского и материнского родов. В этой статье я делаю первые шаги к достижению этой цели.

Итак, что я сегодня могу сказать о своих уральских корнях.

 1. Верзаковы – род моего отца.

Верзаков Матвей -  мой дед,

 жена – Александра Николаевна – моя бабушка,

 у них дети: Григорий  - мой отец и ещё дочь.

 О семье моего отца я пока что знаю мало, а совсем недавно я не знала даже их имен.

Мой отец погиб в жестоком 1937 году, когда мне было всего 2 года. После расстрела отца никакой связи с его семьей у моей мамы не было, а я очень долгое время вообще не знала о его существовании. У меня примерно с 5-6 лет был отчим, которого я называла отцом. От него-то уже в безопасные 90-е годы я впервые немного узнала о своём отце. И только после моего вступления в Петербургское РГО в 2004 году  мне подсказали, каким образом я могу получить архивные дела моего отца из г. Кургана, где они хранятся в Государственном архиве общественно-политической документации Курганской области  (ГАОПД КО). В результате в декабре 2004 г. я ознакомилась с  первым томом дела, а в январе 2005 г. – со вторым томом.

Из этих дел я, наконец-то, узнала, что моего деда звали Матвеем Верзаковым, а бабушку – Александрой Николаевной (ее девичьей фамилии в деле нет). У них, кроме моего отца, очевидно, была дочь, т.к. в деле упоминается племянник отца Михаил Яковлевич Друнеткин, ок. 1923 года рождения. Семья была крестьянская, середняцкая. Не знаю, как дочери, а моему отцу эта семья не только позволила в тяжелые тридцатые окончить среднюю школу, но сумела в разгар коллективизации отправить сына на учебу в институт. Другой генеалогической информации в деле не оказалось.

Верзаков Григорий Матвеевич – мой отец (1910 – 5.11.1937) /1/,

жена – Сафонева Клавдия Ивановна – моя мать (дек.1914 г. по ст.ст. – 16.03.1963 г.),

у них дочь – Светлана – я,  род. 01.08.1935 г.

Григорий Матвеевич родился в 1910 году в селе Месегутово (Мосягутово) Златоустовского уезда Уфимской губернии в семье крестьян-середняков/2/. Сейчас это село Месягутово Дуванского района Башкортостана. С генеалогической точки зрения интерес представляет факт основания села Месягутова в 1798 г. одновременно с селами Сикияз, Сарты и Озеро по одному договору, данному башкирами Тырнаклинской волости государственным крестьянам Красноуфимского уезда Пермской губернии (http://ufagen.ru).   Может быть мои Верзаковы пермяки?

  По семейной легенде семья отца была старообрядческая. В то время в селе была только православная церковь, где, возможно, крестили и старообрядцев.

        По сведениям, полученным от моих старших двоюродных сестер,  отец после окончания ок. 1928 г. средней школы какое-то время учился в Самарском институте зерновых культур (сейчас это Самарская государственная сельскохозяйственная академия). А закончил он ок.1933 г. Оренбургский Агрозооветинститут, где получил специальность ветеринарного врача /3/.Сейчас это  Оренбургский государственный аграрный университет,  имеющий факультет ветеринарной медицины.

После окончания института отец был направлен на работу в Усть-Уйский мясомолочный совхоз Челябинской области (сейчас село Усть-Уйское числится в Целинном районе Курганской области). Там он работал старшим ветеринарным врачом с 1934 г. по октябрь 1937 г., когда случилось непоправимое.

 9  октября 1937 г. мой отец вместе с шестью другими руководящими работниками совхоза  были арестованы и обвинены  в том, что являлись участниками контрреволюционной  вредительской организации правых и проводили контрреволюционную и вредительскую деятельность, направленную на уничтожение скота /4/. Суд над отцом и его товарищами был показательным и проходил в Доме Культуры с. Усть-Уйское, заседания суда транслировались по радио. В результате 28 октября 1937 г. все семеро были осуждены спецколлегией Челябинского областного суда  по ст. 58-7 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР (с изменениями на 01.06.1937 г.). Отец и его товарищи были приговорены к ВМН – расстрелу с конфискацией имущества в доход государства /5/.

30 октября отец и другие осужденные вместе с ним подали в ЦИК прошения о помиловании. Ответ не последовал, о чем свидетельствуют архивные уголовные дела, с которыми я знакомилась 1 декабря 2004 г. и 12 и 18 января 2005 г. Ксерокопия этого  прошения о помиловании моего 27-летнего отца, написанная карандашом на бланке учета осужденных органами НКВД 30 октября в 12 часов и подписанного им самим – это единственная горькая память о нём /6/. На мою просьбу в ГАОПД г.Кургана,  где хранятся два тома дела моего отца, прислать его фотографию, т.к. все документы, фотографии и личная переписка отца были изъяты при его аресте, мне ответили: «На ваш запрос сообщаем, что в архивно-следственном деле на Верзакова Григория Матвеевича фотографий, профсоюзного  билета и других личных документов Верзакова Г.М. не имеется» /7/. Вот и вся память…

5 ноября 1937 г. (в канун «победы Великого Октября») мой отец и другие обвиняемые были убиты во внутренней тюрьме УНКВД Челябинской области № 3 /8/. Через 20 лет, 13 августа 1957 г., судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР заново рассмотрела дело моего отца и его товарищей, обвиненных в октябре 1937 г. в злостном вредительстве, заново допросила прежних свидетелей и констатировала следующее /9/.

 «… Таким образом, никаких данных о том, что осужденные состояли в контрреволюционной организации нет и ничем не доказано, что подобного рода вредительская организация вообще существовала в Усть-Уйском мясомолочном совхозе. Необоснованно расценены судом как вредительские действия осужденных все недостатки, имевшие место в работе совхоза.

Из показаний свидетелей видно,  что совхоз был экономически слабым и что падеж скота в 1936 году был вызван необеспеченностью кормами в связи с неурожаем.

Передопрошенные в период проверки дела свидетели Земцов, Степанов Я.С., Черепанов, Газизов, Степанов Я.Н., Королев, Ярушин Ф.Я. и Дудников показали, что ничего вредительского в действиях осужденных никогда не замечали. Положительно охарактеризовали осужденных и вновь допрошенные по делу свидетели Якушев, Голубев, Земцов, Зубков, Дружков, Кривоносов, Кудрявцев, Шалин, Катанаева, Лапшева, Крылов, Андросенкова, Скоробогатов, Бундакова и Чеснокова.

Соглашаясь с протестом прокурора и руководствуясь ст. 444 УПК,  Судебная Коллегия Верховного суда РСФСР  ОПРЕДЕЛИЛА:

Приговор Челябинского областного суда от 25-28 октября 1937 г. в отношении ЯКОВЛЕВА Василия Васильевича, ЛОГИНОВА Ивана Васильевича, ВЕРЗАКОВА Григория Матвеевича, МЕЛЬНИКОВА Леонтия Ефимовича, ЯРУШИНА Ильи Федоровича,  ШУМКОВА Василия Трофимовича и ПАПУЛОВА Федора Ивановича  ОТМЕНИТЬ и дело производством прекратить за отсутствием в их действиях состава преступления.

Невозможно не обратить внимания на показания передопрошенных в 1956 году свидетелей, участников судебного процесса 1937 года, а также вновь допрошенных по делу свидетелей.

Свидетель Дудников сообщил, что «в своих показаниях на предварительном следствии и в суде все недостатки, имевшиеся в работе совхоза,  и все поступки осужденных назвал вредительскими потому,  что такие показания ему предложено было дать следователем НКВД» /10/.

Свидетель Гончаренко Ф.В. на вопрос «Давали ли установки Яковлев, Верзаков и другие вам как бригадиру гурта содержать больной скот со здоровым?», ответил: «Я таких установок не получал, но знаю, что весь выявленный больной скот от здорового убирали и вместе со здоровым его не содержали» /11/. Вопрос к свидетелю Крылову Е.М. (10.10.56 г.): «Поступали ли когда-либо от Яковлева или Верзакова распоряжения смешивать больной скот со здоровым?». Ответ: «Я никогда не получал таких распоряжений. Мне известно, что Верзаков всегда стоял за изоляцию больного скота. Что касается Верзакова, то я его знал по работе, и у меня о нем сложилось положительное мнение. Верзаков имел высшее ветеринарное образование, был действительно грамотным человеком. Здесь же он кроме института получил опыт практической работы. Работал он старательно, был требователен к животноводам, не считался с личным временем.

После ареста Верзакова дела ветврача совхоза пришлось принимать мне. Хоть я и не имел соответствующего образования, мне пришлось работать старшим ветврачом. С делами я ознакомился тщательно. Хочу заметить, что планы обработки скота составлялись Верзаковым в соответствии с инструкциями и выполнялись, делопроизводство налажено аккуратно» /12/.

Вот так охарактеризовал моего отца его бывший сослуживец. Отца впору было на доску почета определять, а его расстреляли. Так, без всякой вины, были убиты на войне государства с народом мой  27-летний отец и его товарищи. Такие были времена…По моему ходатайству все семеро внесены в Книгу Памяти жертв политических репрессий Курганской области (Целинный район) /13/, где напечатана моя статья-воспоминание о жизни с отцом в селе Усть-Уйское и последующей моей жизни без него.

Справка о реабилитации отца из Верховного суда РФ получена мною по личному запросу 16.02.2005 г. /14/. Что же касается места погребения останков моего отца, можно предположить, что он, как и многие другие несчастные, был сброшен в одну из отработанных шахт посёлка под названием Золотая Гора под Челябинском. На этом месте открыт мемориальный комплекс «Золотая Гора» со статусом местного (городского) значения /15/.

Если впоследствии не удастся найти братьев отца или деда Верзаковых, то род моих Верзаковых закончился вместе с гибелью моего отца в 1937 году. Но я надеюсь, в том числе и на эту статью.

Сафонева Клавдия Ивановна – моя мать (декабрь 1914 г. по ст.ст. – 16 03.1963 г.).

Сафонева – это ее девичья фамилия, которую она носила почти всю жизнь. Мне не известно,  носила ли она фамилию моего отца Верзакова Г.М. и какое время она носила фамилию моего отчима Чумака Андрея Григорьевича. В свидетельстве о браке с Чумаком А.Г., выданном Гор. отделом ЗАГС г. Новотроицка Чкаловской области 26.02.1952 г., уч. № 123677 /16/ зафиксирована перемена ею фамилии на Чумак,  а свидетельство о смерти от 16.03.1963 г., 11-уч. № 038668 выдано Гор. отделом ЗАГС г. Оренбурга на фамилию Сафонева /17/, хотя брак продолжался до ее последних дней.

Сафонева К.И. родилась в декабре 1914 г. или в январе 1915 г. (обе даты указаны в разных  документах). Её родители жили в казачьем пригороде Оренбурга Форштадте в частном доме на улице Подуровской, д. 40/18. Православное крещение было совершено, вероятно,  в Георгиевской церкви  Оренбурга, где крестили и других детей Сафоневых /18/. Отец Клавдии Ивановны был казаком Оренбургского казачьего войска. Кл.Ив. была младшей дочерью в многодетной семье, в которой из 12 детей 6 умерли в младенчестве.

Так как в гражданскую войну семья потеряла отца, Кл. Ив. с 1920 по 1927 г была воспитанницей детского дома в г. Оренбурге /19/. После обучения и окончания в 1933 г. Оренбургской Советской Единой Трудовой школы 1-й ступени № 12 им. Короленко  Кл. Ив. обучалась на рабфаке Самарского института зерновых культур /20/. Некоторое время она состояла слушателем курсов счетоводов в Оренбургском  учебном  учетно-экономическом комбинате Всесоюзного Гос. Объединения «Союзоргучет» при ЦУНХУ Госплана СССР /21/. Не имея из-за сложных семейных и государственных обстоятельств систематического образования, она проработала служащей на разных небольших должностях с 1936 по 1947 год в г.Оренбурге (Агрозооветинститут), в г. Сорочинске (ветер. бактер. лаборатория) и в г. Орске Чкаловской (ныне Оренбургской) области на заводе № 257 /22/. До своей смерти в г. Оренбурге в 1963 г. была вместе со мной – единственной дочерью, на иждивении моего отчима Чумака Андрея Григорьевича.

Умерла Клавдия Ивановна Сафонева 16 марта 1963 года в г. Оренбурге. Она похоронена на старом кладбище г. Оренбурга,  14 квартал, 7 ряд.

Её довоенный портрет,  довоенные и послевоенные фотографии хранятся в домашнем архиве С.А.Доос.

Верзакова - Матвеевна, в замужестве – Друнеткина – дочь моего деда и сестра моего отца /23/.

Муж - Друнеткин Яков,

У них сын – Михаил, около 1923 г. рожд.

Источники  - во 2-й части статьи.